Затерянный храм - Страница 52

Грек кивнул:

— Да. Я работать на Бельциг. Не на нацисты, — подчеркнул он и похлопал по своему ружью. — Я убить многих. Но тогда, перед война, — я работать на Бельциг. Я копать для него.

— И что вы нашли?

— Камни. — Свинопас указал на остатки каменных фундаментов, торчавших, словно зубы, из земли. — Старые камни.

— А черепки?

— Горшки, да.

Он отломал очередной кусок хлеба и принялся шумно жевать.

— А табличку? Глиняную табличку, такую… — Грант показал руками. — Такого размера. На одной стороне старинные надписи, а на другой — рисунок.

Пастух положил кусок хлеба и посмотрел в глаза Гранту:

— Ты ее видеть?

Грант решил проявить осторожность:

— Только на картинке.

— Эла. — Взгляд свинопаса стал отстраненным. — Как только найти, мы сразу понять, она непростая. У Бельциг лицо, как волк. Он говорить, никогда такое не находить. Говорить, это секретная карта, спрятанное сокровище. Ха. — Он сплюнул. — Лучше бы он молчать. Ставрос его слышать.

— Кто такой Ставрос?

— Мой родственник. Он тоже работать на Бельциг. Один ночь он идти к Бельциг в палатку и брать табличка. Бельциг очень злой, хочет всех убить. Но Ставрос он не найти.

— А что случилось со Ставросом?

— Я думать, он везти ее в Афины продавать. Война идти, мы голодать. Украсть у немцев. — Он пожал плечами. — Они у нас больше украсть.

— Ставрос потом вернулся?

— Нет. Дядя сказать, он уйти партизан. Немцы его убить. — Он подбросил в руке желудь и грустно улыбнулся. — Бельциг отомстить.

— А Бельциг? Он еще приезжал?

— Нет. Он забрать, что найти, наверное, в Германию, я думать. И никогда на Кефалония не приезжать.

Грант немного подумал:

— А вот та штука, которую он нашел. Она только одна была? Или две?

— Одна. И Ставрос ее украсть.

— Что за хрень эта ваша «Хрестоматия»? Звучит как болезнь, о которой не хочешь говорить жене.

Лицо Рида хранило все то же вежливое открытое выражение. И только небольшое подергивание уголков губ выдавало его неприязнь.

— Это книга. Ну, или была такая книга. Сейчас она осталась только во фрагментах.

— Опять фрагменты, черт их… И что нам с них?

Рид скупо улыбнулся:

— Может, они принесут вам то, что вам так нужно.

— Словарь к линейному письму Б?

— Давно потерянное продолжение к сочинениям Гомера.

Рид встал со стула, вытер о брюки запачканные чернилами руки и вытащил из картотеки длинный ящик. Он стал перебирать пожелтевшие карточки, бормоча что-то себе под нос.

— Ага, вот оно…

Он оглядел полки, словно человек на вокзале, который пытается найти в толпе знакомое лицо. Его взгляд постепенно поднимался к потолку, пока не остановился на самой верхней полке шкафа раза в два выше его роста.

— Я достану.

Марина подкатила стремянку. Когда она начала карабкаться, лестница заскрипела и опасно зашаталась. Рид встал на нижнюю ступеньку, чтобы придавить лестницу своим весом, а Мьюр тем временем попытался заглянуть Марине под подол.

— Если это давно потерянное продолжение, как же оно оказалось в библиотечном каталоге? Только не говорите мне, что за последние две тысячи лет никто не додумался туда заглянуть.

Рид настолько не обратил на него внимания, что Мьюр даже засомневался — а произнес ли он хоть что-нибудь вслух? Марина, потянувшись на последней ступеньке так, что чуть не потеряла равновесие, ухитрилась вытащить толстую книгу в жестком переплете. С полки поднялось облако пыли, Марина чихнула, пошатнулась и отчаянно замахала руками. Это не помогло. Лестница закачалась, словно маятник, и заскрипела столь громко, что Рид решил — сейчас она развалится на куски. Марина, вскрикнув, выронила книгу и схватилась за край полки.

Книга полетела вниз, как камень, и с глухим звуком приземлилась прямо в руки Рида. Он вздрогнул, отложил ее в сторону и снова взялся за лестницу, чтобы Марина могла безопасно спуститься. Она одернула платье, которое в суматохе немного задралось.

Рид положил книгу на стол и открыл обложку. С первой страницы выпали две дохлые мухи.

— Ее, наверное, две тысячи лет никто не брал.

— «Хрестоматия» — литературная антология, что-то типа «Ридерз дайджест» античной литературы. Примерно в пятом веке до нашей эры ее собрал ученый по имени Прокл, о котором мы почти ничего не знаем.

Рид начал переворачивать страницы, и остальные увидели, что это не простая книга. Скорее, она походила на альбом для вырезок, целиком заполненный маленькими квадратиками отпечатанной бумаги, вырезанными ножницами из большого листа и приклеенными к чистым страницам. Те, которые уже отлетели, были прикреплены к своему месту липкой лентой. Кажется, работа тут закончена не была — многие вставки были вычеркнуты или исправлены от руки, или поверх них было написано что-то другое. Кое-где были добавлены отдельные предложения. На других вставках — целые абзацы. И все — на греческом.

— Это собрание сохранившихся отрывков. — Рид провел пальцем по странице.

— Вы имеете в виду — отрывков пергамента, папируса или на чем там писали?

Рид покачал головой:

— Не совсем и не всегда. Гораздо чаще это маленькие отрывки текста, который дошел до нас в виде цитат, употребленных в других работах, — тех, которые почти не претерпели изменений. Представьте творения Шекспира. Если бы у нас не было полных текстов его пьес, мы бы все равно смогли их восстановить, ну хоть частично, из работ исследователей, которые их цитировали. Некоторые цитаты перекрывают друг друга, значит, их можно соединить, для других отрывков можно вычислить их приблизительное положение в тексте, зная в общих чертах сюжет. Время и исторические события делают все, чтобы свести плоды трудов человека на нет, но сделать это нелегко. Следы человеческих усилий остаются, словно осколки керамики, закопанные в почву. Ну вот. — Его палец остановился на длинном отрывке, занимавшем почти целую страницу. — «Эфиопида», поэма Арктина Милетского.