Она подняла камень и отбросила его в темноту. Грант смотрел, как на ее лице пляшет отблеск костра.
— И какое отношение все это имеет к Минотавру? — спросил он.
— Это лишь доказательство, что, когда все остальное забывают, мифы все равно остаются. И иногда мифы, несмотря на свою обманчивость, рассказывают нам о прошлом больше, чем разрушенные стены и разбитые горшки. Никто на протяжении трех тысяч лет не верил, что здесь, на Крите, существовала великая доисторическая цивилизация, но все это время люди помнили историю о Тесее и Минотавре. Даже дети ее знали. А потом, пятьдесят лет назад, сюда приехал Эванс — на то место, которое упоминается в древних легендах. И все нашел. Дворец, похожий на лабиринт. Сосуды в виде быков, статуэтки быков, каменные рога — даже изображения юношей, исполняющих трюки на быках.
— А человеческий скелет, у которого череп с рогами, и клубок ниток рядом с ним?
— Нет. — Марина подтянула колени к груди. — Конечно, мифы искажают прошлое. Но здесь, на Крите, существовала самая ранняя в Европе цивилизация — более чем за тысячу лет до того, как начался золотой век в Греции, и за пятнадцать веков до римских цезарей, а три тысячелетия спустя от нее остались только мифы. Без них Кносский дворец был бы просто грудой камней. Когда Эванс сделал свое открытие, он назвал культуру минойской, в честь легендарного царя Миноса.
В золотистом свете костра ее лицо сияло, словно она, подобно древним сивиллам, могла видеть, что происходило давным-давно, тридцать веков назад. Она, кажется, даже не замечала, что Грант смотрит на нее в упор, пока наконец он не спросил, кашлянув:
— И как это все соотносится с записями в тетради?
— После минойцев остались не только развалины и отдельные предметы. Они оставили нам свое письмо. Было обнаружено два вида — письмо попроще, названное Эвансом линейным письмом А, и более поздний и сложный вариант, который он назвал линейным письмом Б. Большинство найденных образцов были записаны на табличках из сырой глины, которая запеклась, когда дворец горел.
— И о чем там говорится?
— Никто не знает, потому что никому не удалось их расшифровать. Это одна из величайших загадок археологии.
Грант еще раз посмотрел на тетрадь.
— А Пембертон старался разгадать ее?
— Нельзя не попытаться, работая в этой области. Для археологов это все равно что кроссворд, загадка, над которой можно поломать голову долгим зимним вечером у камина. Насколько мне известно, у Пембертона так ничего и не получилось.
— А в тетради?
— Нет… — Марина перевернула несколько страниц. — Слишком аккуратно записано. Он просто занес сюда некоторые надписи, но не пытался их перевести.
— А это?
Указав в тетрадь, Грант повел пальцем вниз по странице. Вверху располагалось несколько строк угловатых значков линейного письма Б, а ниже — простой штриховой рисунок. Он походил на тот, который мог бы сделать ребенок, — два треугольника по бокам от небольшой рамки с заостренными углами и ниже — две зазубренные линии. Выше, в центре страницы, над скругленным куполом словно парило стилизованное изображение какого-то животного, а по бокам его помещались птицы.
— Что-то минойское, — пробормотала Марина. — Но я никогда этого не видела. В собрании Кносского дворца я такого не помню.
Она перевернула страницу. На ней почти отсутствовали записи, кроме четырех строчек на греческом языке. Остальные страницы были чистыми.
— А что тут на греческом? — спросил Грант.
Строем становятся, битвою бьются по брегу речному;
Колют друг друга, метая стремительно медные копья.
Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними:
Держит она то пронзенного, то непронзенного ловит
Или убитого за ногу тело волочит по сече;
Риза на персях ее обагровлена кровью людскою…
Наверное, из-за дыма от костра голос Марины стал хриплым, а глаза заслезились.
— Это Гомер. «Илиада». Наверное, Пембертон ее читал, когда пришли нацисты. Это было последнее, что он написал. К картинке никакого отношения не имеет. — Она вернулась на предыдущую страницу и стала рассматривать набросок, словно это помогало ей удержать слезы. — Судя по рисунку… — Она сделала глубокий вдох. — Судя по рисунку, это примерно средняя или поздняя минойская эра. Зигзагообразные линии, скорее всего, чисто декоративны, хотя кое-кто рассматривает их как обозначение воды. Животное наверху… — Она прищурилась, поднеся тетрадь поближе к огню. — Наверное, это лев или сфинкс — в любом случае оно символизирует защищающие или охраняющие силы. А может быть, имеется в виду правитель. Птицы — голуби, они обычно обозначают святость места. В настоящем случае это подтверждается изображением храма в центре рисунка.
— Почему ты решила, что это храм?
— Наверху — бычьи рога. Это стилизованное изображение минойского храма. Точно так же как крест на здании обозначает, что там находится христианская церковь.
Марина смотрела в огонь. Грант не знал — размышляет ли она о том, что изображено на картинке, или думает о Пембертоне, но решил взять у нее тетрадь, прежде чем она уронит ее в огонь. Он посмотрел на картинку, а потом положил тетрадь на колено и с силой развел страницы до самого конца. Корешок затрещал, и Марина подняла глаза.
— Осторожнее.
— Что означает… — Грант, облизав губы, начал разбирать незнакомые буквы. — Фа… ранги… тон… некрон?
— Фаранги тон некрон? Где ты это прочитал?
Грант поднял тетрадь, показывая. На внутренней стороне страницы, почти у самой складки листа, вдоль рисунка снизу вверх были написаны греческие слова. Марина, выхватив тетрадь у Гранта, внимательно на них посмотрела.