— Отвратительно. — Мьюр проследовал за Каргиллом в арку, потом по сводчатому коридору вышел во внутренний двор, который был весь занят бараками полуцилиндрической формы из гофрированного железа. — Вы давно были в Иерусалиме? Наши многоуважаемые члены правительства превратили центр города в мини-Биркенау и там заперлись. Опутали себя колючей проволокой. И даже так они не могут защитить себя от этих чертовых партизан Иргуна. Невозможно управлять страной, отгородившись от нее забором. — Он раздраженно покачал головой. — Наш человек еще здесь?
Опешившему от такой резкой перемены темы Каргиллу потребовалась секунда-другая, чтобы ответить:
— Конечно. Для вас его перевели в комнату для допросов. Мы не знали, когда вы приедете, и он просидел там уже несколько часов.
— Ему на пользу. Станет покладистей. Судя по его личному делу, он крепкий орешек. На войне насовершал немало подвигов. Награжден орденом «За выдающиеся заслуги», а его не за чистку туалетов дают.
— Неужели? — удивился Каргилл. — Никак нельзя ожидать, что такой человек станет продавать оружие сионистам.
Мьюр усмехнулся:
— Через три месяца после того, как его наградили, он оставил действительную службу. Дезертировал. Непростой человек наш мистер Грант.
Они оказались в дальнем углу двора, у крытой рифленым железом старой конюшни, в которую вела железная дверь. Каргилл отпер ее.
— Сэр, вам нужна будет помощь? Я могу прислать пару сержантов…
— Не надо. На всякий случай ждите здесь. Вы вооружены?
Каргилл коснулся своей кобуры.
— Тогда держите оружие наготове. Если отсюда выйдет человек, не постучав предварительно изнутри два раза, пристрелите его.
Каргилл пришел в ужас:
— Неужели вы думаете…
— Я же сказал вам — он человек непростой.
Мьюр вошел внутрь, и дверь с лязгом закрылась за ним. Внутри, как и во всей крепости, старое причудливо перемешалось с новым — средневековые стены были накрыты железной крышей, под ногами оказался поспешно залитый бетонный пол. Как и в Средние века, помещение освещалось при помощи горящих светильников — в данном случае подвешенным к потолочной балке фонарем «летучая мышь». В центре помещения стояли друг напротив друга два деревянных стула, разделенные железным столом; там-то и сидел Грант, за правую руку прикованный наручником к ножке стола.
Мьюр какое-то время рассматривал его. Фотографию в личном деле, похоже, делали лет десять назад, но трудно было понять, хорошо ли обошлись с Грантом прошедшие годы или нет. Конечно, он постарел, но не больше, чем прочие из тех, кто воевал. Перемены не отразились на внешности Гранта ни в лучшую, ни в худшую сторону. У него были шрамы — например, на левой руке; он змеился от локтя до самого запястья. Были и морщины в углах рта и глаз, но общий рисунок лица под морщинами не изменился. Словно годы взяли молодого человека с фотографии и просто заострили его черты, неким образом проявили то, что только намечалось. Даже прикованный к столу, Грант ухитрялся сидеть в свободной позе; Мьюра он встретил непринужденной насмешливой улыбкой. Мьюр резко открыл записную книжку и начал читать:
— Грант К. С. Родился в октябре семнадцатого года в графстве Дарем. Образование… ничего особенного. Закончил школу в тридцать четвертом. Уехал в Южную Африку, оттуда в Родезию. Работая изыскателем для компании «Кимберли даймонд», много путешествовал по югу Африки. По слухам, имел сношения с местными антибельгийскими элементами в Конго. Вернулся в Англию в тридцать восьмом, был призван в военную разведку, позднее переведен в управление спецопераций. Работал в Греции, Северной Африке, на Балканах и в Советском Союзе. В июле сорок четвертого награжден орденом «За выдающиеся заслуги», в октябре того же года после случая возле ущелья Импрос пропал без вести, подозревался в дезертирстве. Потом подозревался в связях с черным рынком в Лондоне; по слухам, работал в восточном Средиземноморье, продавая оружие так называемой Демократической армии Греции, организациям Иргун и Хагана и прочим элементам в сионистском подполье. Настоящее местонахождение неизвестно. Поправка: настоящее местонахождение — прикован наручниками в вонючей дыре на краю земли, а за продажу оружия врагам империи его ожидает долгий отдых за счет ее величества.
Мьюр захлопнул записную книжку и бросил ее на свободный стул. Грант пристально смотрел на него, глаза его были широко раскрыты в притворном благоговении.
— Что-нибудь еще?
Мьюр не ожидал, что у Гранта окажется такой голос. Где-то на самом дне еще можно было услышать грубые гласные мальчика с севера, но их закрывали напластования стольких акцентов и интонаций, что определить родное произношение было совершенно невозможно. Дворняга.
— Ничего, разве только то, что оружие, которое ты продавал, было украдено со складов, предназначенных для снабжения греческого Сопротивления во время войны.
Грант пожал плечами:
— Им же никто не пользовался. Евреи провели последние десять лет, глядя на огнестрельное оружие не с той стороны. Я решил, что по меньшей мере могу обеспечить их тем, из чего можно отстреливаться.
— Но это, черт возьми, наше оружие. И в нас из него стреляют.
Грант вновь пожал плечами:
— В нас? Я-то думал, что меня уже исключили из клуба.
— Значит, ты решил отомстить, продавая наше оружие нашим же врагам? — Мьюр с негодованием выпустил струю дыма из ноздрей.
— Да я же за деньги.
— Думаю, с евреями работать всегда выгодно.